Время гостей (сборник) - Страница 136


К оглавлению

136

И действительно, текст оставался в точности прежним:

«Король Марсилий Сарагосский, ведущий сложную игру, взял деньги у кордовского калифа, чтоб убедить Карла Великого отказаться от завоевания Испании (чего тот, кстати, не только не планировал, но и не сумел бы осуществить); стребовал с Карла Великого компенсацию за города у северной границы, поскольку те возвращались под христианское управление (хотя сам Марсилий никогда ими не правил); и взимал плату со всякого, кто проходил по новому торговому пути через его город. Взамен Марсилий подарил Карлу ученых в количестве тридцати трех человек, столько же голов мулов и несколько повозок манускриптов из древней эллинистической библиотеки. Дорога через перевал, соединяющая два мира, была открыта. Вдобавок обе стороны теперь имели доступ к Средиземному морю. Два мира приоткрылись друг для друга, что оказало благотворное влияние на каждую из сторон и на цивилизацию в целом».

— Не изменилось ни словечка, — констатировал Григорий. — История проследовала тем же курсом. Эксперимент не удался. Почему? Мы попытались с помощью устройства, которое мне кажется невообразимо сложным, сократить период беременности и ускорить рождение нового мира. У нас не получилось.

— Наш город не изменился ничуть, — сообщил Алоизий Шиплеп. — Он все такой же большой и прекрасный, с двумя десятками импозантных башен из разноцветного известняка и мидлэндского мрамора. Очень значительный культурный и деловой центр. Мы его любим, но он такой же, как и всегда.

— Все выставки и спектакли остались на месте, — радостно сообщила Валерия, изучив афиши. — Включая те, на которых я еще не была. Их больше двадцати. Я так боялась, что они исчезнут!

— Изящные искусства тоже без перемен, если судить по рецензиям, которые мы взяли в качестве проверочных текстов, — известил Одифакс О’Ханлон. — Можете не соглашаться, но искусство еще не знало такого подъема.

— Как связка сосисок, — заметила машина Кресмоиди.

— «Не знаю я дороги, по которой нельзя бы пробежаться трижды», — процитировала машина Проаист. — Это из одной древней поэмы. Автора, к несчастью, не помню. Она хранится в моем банке памяти в Англии, если вам интересно.

— О да, трехходовая история, которая заканчивается там же, где началась, — подала голос машина Эпиктистес. — Но эти сосиски хорошие, и мы должны ими наслаждаться; ведь большинство эпох было лишено даже этого.

— О чем это вы болтаете, ребята? — спросил Одифакс и, не дожидаясь ответа, продолжил. — Живопись по-прежнему переживает бурный расцвет. Школы — как гроздья галактик, и большинство людей занимается творчеством исключительно ради удовольствия. Скульптуре Скандинавии и Маори все труднее сохранить лидерство в области, где почти все экстраординарное. Страстность и чувство юмора освободили музыку от излишних догм. А с тех пор как математики и психологи занялись самым популярным видом искусства, жизнь стала значительно веселее.

У нас есть Пит Тейлхард, который проявил себя как талантливый писатель-фантаст, виртуоз эксцентричной пародии. Он, конечно, изрядно переработал лейтмотив «Мира Мозга», зато в какую вихрастую комическую феерию он превратил эту вещь! А еще Мульдум, Зелинский, Поппер, Гандер, Айхингер, Вайткроу, Хорнвангер — цвет высокой литературы, мы перед ними в неоплатном долгу! Нескончаемая череда великих романов и романистов!

Извечно популярный вид искусства — граффити на стенах туалетов — удерживает свои позиции. Компания «Путешествия без границ» предлагает девяностодевятидневный арт-тур вокруг света — он посвящен просмотру веселых, но изысканных миниатюр на стенах туалетных комнат в филиалах компании. Ах, насколько же он щедр, наш мир!

— Лугов больше, чем нужно пастбищ, — подхватил Вилли Макджилли. — Большинство достижений просто ошеломляет. Но я задаюсь вопросом: не продиктованы ли мои слова тайным злорадством? Ведь понятно, что эксперимент провалился. А я этому рад. Я люблю мир таким, какой он есть.

— Мы не будем утверждать, что эксперимент провалился, пока мы провели только его треть, — парировал Григорий. — Завтра мы предпримем вторую попытку повлиять на прошлое. И если настоящее опять не изменится, послезавтра мы предпримем третью попытку.

— Хватит уже о работе, люди добрые, — прогудел Эпиктистес. — Встретимся завтра здесь же. А теперь вы к своим развлечениям, а мы — к своим.

Вечером люди продолжили разговор вдалеке от машин: теперь они могли делать любые предположения, не боясь быть отмеянными.

— Давайте вытянем случайную карту из колоды, как карта ляжет, так и поступим, — предложил Луи Лобачевский. — Возмем на этот раз интеллектуальный переломный момент чуть более поздней истории, внесем изменение и посмотрим, что получится.

— Я предлагаю Оккама, — сказал Джонни Кондули.

— Почему? — спросила Валерия. — Ведь он — последний и самый малоизвестный из средневековых схоластов. Как может то, что он сделал или не сделал, повлиять на течение истории?

— Согласен, — поддержал Григорий. — Оккам приставил бритву к своей сонной артерии. И вскрыл бы ее, если бы ему не помешали. Хотя… во всем этом есть какая-то неувязочка. Как ложное воспоминание, словно у истории с бритвой есть иной смысл, а номинализм Оккама значил нечто иное, а не то, что сейчас.

— Конечно, давайте позволим ему вскрыть сонную артерию, — согласился Вилли. — Вот и узнаем ценность номинализма и посмотрим, насколько глубоко способна резать бритва Оккама.

136